Показаны сообщения с ярлыком наука. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком наука. Показать все сообщения

30 сентября, 2020

РАССТРЕЛЯННАЯ ФИЗИКА



РАССТРЕЛЯННАЯ ФИЗИКА

(Жизнь Матвея Бронштейна)


Исаак Дондик


Матвей Петрович Бронштейн прожил всего тридцать один год. Его жизнь оборвалась в

подвалах НКВД, где он был расстрелян через пятнадцать минут после оглашения смертного приговора. Весть о гибели известного физика-теоретика и прекрасного человека, которому предвещали гениальное будущее, потрясла всех, кому посчастливилось знать его. Спустя

годы нобелевский лауреат академик Ж. И. Алферов в письме к дочери вдовы Матвея

Петровича писал: «Среди потерь, понесенных институтом и наукой, убийство Матвея

Петровича Бронштейна является одним из самых трагических и бесконечно тяжелых.

Мы потеряли не просто замечательного ученого, писателя, человека, мы потеряли для

страны будущее целой научной области». Академик имел в виду физическую космологию, поскольку молодой физик, один из первых в советской науке, стал заниматься

исследованиями в этой области, создав оригинальную теорию, объяснившую некоторые

важные физические явления во Вселенной. Работы по космологии — это только часть его научного наследия. Один из исследователей творчества Матвея Петровича как-то заметил: «Даже если бегло взглянуть на перечень его собственных работ, становится ясно, что за

свою тридцатилетнюю жизнь он сделал многое. Однако у тех, кто знал его лично, нет никаких сомнений, что несделанным осталось более». Он же напомнил, что «важнейшие достижения многих выдающихся физиков относятся к их “послетридцатилетнему” периоду творчества».

Нам не дано предвидеть, как бы сложилась жизнь Бронштейна, если бы он уцелел в годы Большого террора. Но, судя по его близким друзьям, которые одновременно с ним входили

в науку и впоследствии стали выдающимися учеными, можно предположить, что Матвей Петрович занял бы достойное место в ряду известнейших физиков-теоретиков.

Матвей Бронштейн и его брат-близнец Исидор родились 2 декабря 1906 года в городе

Виннице (Украина) в семье врача. В дружной семье росла также дочь Михалина. С

раннего возраста мальчики пристрастились к чтению книг. Отец всячески поощрял это увлечение, регулярно принося им новые книги, в основном познавательные. Братья не

успели получить среднее образование. Этому помешала разразившаяся Первая мировая

война. Они лишь успели сдать экстерном экзамены за три класса гимназии. В начале

войны отца как врача мобилизовали в армию, и мать с детьми, лишившись кормильца, переехала к своим родителям в Киев. Во время обеих революций 1917 года и

последовавшей за ними Гражданской войны семья изведала все невзгоды этого

смутного времени: голод, погромы, трудности с учебой детей.

Когда в 1920 году в Киеве установилась советская власть, мальчики, стараясь наверстать упущенное время, стали ежедневно посещать городские библиотеки, где с головой

окунулись в море книг, предпочитая самостоятельное книжное образование школьному.

Со временем для Матвея приоритетной стала научная литература. К семнадцати годам

он приобрел обширные знания в области астрономии и физики. Исидора же больше интересовали архитектура и градостроительство.В 1924 году Матвей Бронштейн начал посещать кружок любителей физики при Киевском университете. Благодаря природным

данным, пытливому уму, постоянному стремлению познать сущность физических

процессов он уже в то время был подготовлен к научной деятельности. Руководитель

кружка, опытный педагог профессор П. С. Тартаковский, очень быстро убедился в необыкновенных способностях своего нового ученика и создал ему благоприятные

условия для научной работы. В скором времени Бронштейн порадовал учителя,

публиковав несколько статей в области квантовой физики. В 1926 году Тартаковский

переезжает в Ленинград, а еще через год, вероятно по совету учителя, Матвей покидает

Киев, чтобы поступить в Ленинградский университет.

Бронштейн читает лекцию по квантовой механике. Там Бронштейн одновременно с

учебой на физическом факультете посещал лекции по астрономии, так как еще в Киеве увлекался ею. Видимо, поэтому он поначалу оказался в компании студентов-астрономов.

Со многими подружился, но особенно близко с Виктором Амбарцумяном, будущим

академиком, одним из основоположников теоретической астрофизики в СССР. Они

часто общались, дискутировали по многим вопросам астрономии. Эти полезные беседы

в значительной степени предопределили его будущие успехи в космологии.

В то время большой популярностью в университете пользовался студенческий коллектив

«Джаз-банд». Его участники разыгрывали шуточные миниатюры и скетчи из студенческой

жизни, устраивали вечера поэзии, различные семинары. Основателями были фанатично влюбленные в физику студенты: Лев Ландау (Дау), Дмитрий Иваненко (Димус) и Георгий

Гамов (Джони), именовавшие себя «мушкетерами». Молодежь привлекала возможность

от души повеселиться в компании остроумных и славных ребят и одновременно посещать полезные семинары по физике, которые проводили «мушкетеры».

Дома у сестер Каннегисер: Л. Ландау, Е. Каннегисер, В. Амбарцумян, Н. Каннегисер, М. Бронштейн. Своим знакомством с «мушкетерами» Бронштейн был обязан Жене Каннегисер

— одной из членов «Джаз-банда». В один из весенних дней 1927 года Женя, выходя из лаборатории на Васильевском острове, увидела невысокого темноволосого юношу в

больших очках, в распахнутой куртке, так как был неожиданно очень теплый день. Это обстоятельство побудило общительную девушку заговорить с ним строкой из поэмы

Николая Гумилева: «Свежим ветром снова сердце пьяно…» На что тот незамедлительно продекламировал последующие строки, а также все вступление к этой поэме. По дороге

в университет они продолжали читать друг другу свои любимые стихи. При первой

встрече с «мушкетерами» Женя рассказала им, что нашла замечательного человека,

и они радушно приняли Матвея в свою семью. Вот как она вспоминает его в те годы:

«Он был исключительно “цивилизован” не только в том смысле, что он много читал,

почти обо всем думал, но для очень молодого человека был необыкновенно деликатен

по отношению к чувствам и ощущениям других людей, очень благожелателен».

Согласно традиции «мушкетеры» присвоили Матвею второе имя — Аббат. Так возник

дружный союз молодых ярких звезд, каждый из которых оставил заметный след в науке.

По-разному сложились жизненные пути друзей-«мушкетеров». Георгий Гамов, окончив университет, поступил в аспирантуру Радиевого института. Через два года его

командировали в город Геттинген на стажировку к Максу Борну. Находясь за рубежом,

Гамов сделал первостепенной важности открытие, связанное с проблемой

альфа-распада радиоактивных ядер, и вернулся на родину прославленным физиком.

Однако, когда осенью 1931 года он получил приглашение участвовать в конференции

в Риме, власти отказали ему в выездной визе. Став невыездным, Гамов, тогда уже

член-корреспондент АН СССР, занялся созданием Института теоретической физики,

в котором предполагалось, что вместе с ним основные позиции займут Ландау и

Бронштейн. Этот проект провалили академики-экспериментаторы, и тогда Гамов твердо

решил навсегда покинуть Советский Союз. Воспользовавшись персональным

приглашением на Седьмой Сольвеевский конгресс, Гамов с женой выехали осенью

1933 года в Брюссель, и после окончания работы конгресса они отправились на

ПМЖ в США. Благодаря блестящим успехам в теоретических исследованиях в области

ядерной физики, космологии и биологии Георгий (Джордж) Гамов вошел в число

выдающихся физиков ХХ века. Он умер в августе 1968 года и похоронен в городе

Болдер, штат Колорадо. Второго из трио «мушкетеров», Льва Ландау, после

университета зачислили в аспирантуру Ленинградского физико-технического института

(ЛФТИ). В 1929 году Наркомпрос направил его на полтора года в европейские научные

центры, где он был дружелюбно принят многими известными физиками-теоретиками. Длительное знакомство с ними и их новейшими исследованиями весьма существенно проявилось в его дальнейшей научной деятельности.В 1936 году Ландау вернулся в

Ленинград, но год спустя уехал в Харьков, где возглавил теоротдел в Украинском

физико-техническом институте (УФТИ). Пять лет пребывания в Харькове были

исключительно плодотворными. Он опубликовал более двадцати важнейших работ,

создал физическую школу, одну из лучших в стране.Наступил злопамятный 1937 год. Репрессивный сталинский каток докатился до УФТИ. Последовали аресты сотрудников,

двоих из которых расстреляли. Такая же участь грозила Ландау. Спасаясь, он уехал в

Москву, где год с небольшим работал в Институте физических проблем у академика

П. Л. Капицы. Но и там его нашли: 27 апреля 1938 года арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности. Вряд ли бы он уцелел, если бы не энергичная

настойчивая помощь Петра Леонидовича. Благодаря ему Ландау, отсидев в тюрьме

овно год, вышел на свободу. После вынужденного перерыва у Льва Давидовича начался

новый период научного творчества, в течение которого он выполнил ряд уникальных

работ, принесших ему славу одного из самых выдающихся физиков-теоретиков своего

времени. 7 января 1962 года Ландау по пути в Дубну попал в крупную автомобильную

аварию. Кроме множества ушибов и переломов врачи обнаружили у него серьезные

травмы черепной коробки и мозга. Лучшие мировые нейрохирурги и травматологи

боролись за жизнь гениального ученого. Они спасли его, и он, прожив еще шесть лет,

скончался 1 апреля 1968 года, на четыре месяца позже своего друга Георгия Гамова.

Лев Ландау любил и ценил Матвея Бронштейна. Их дружба оказалась самой прочной

среди участников «Джаз-банда». Жена Бронштейна рассказывала, что Ландау часто

посещал их семью. Обычно друзья уединялись в комнате Матвея, где часами обсуждали важные вопросы новейшей физики. Так, например, в ходе этих бесед родилась

совместная работа «Второй закон термодинамики и Вселенная», опубликованная

в 1933 году в немецком физическом журнале. В те же годы Ландау задумал написать

учебник по теоретической физике. Разумеется, соавтором он выбрал своего друга

Бронштейна, уровень знаний которого не уступал его собственным. Сохранилась копия

рукописи первой части учебника с надписью на титульном листе: «М. Бронштейн, Л.

Ландау. Статистическая физика». Однако арест Матвея Петровича прервал

многообещающее сотрудничество двух замечательных физиков. Позднее Ландау

нашел другого достойного соавтора — Е. М. Лифшица. Они создали многотомный

труд «Курс теоретической физики», который стал основным пособием для физиков

многих стран мира.

В 1929 году Матвей Бронштейн окончил ЛГУ и начал работать научным сотрудником

в ЛФТИ, где продолжил заниматься своими исследованиями. Он активно участвовал в знаменитых физических семинарах членкора АН СССР Я. И. Френкеля, высоко

ценившего аналитические способности молодого физика. К тому времени он уже

считался серьезным перспективным физиком-теоретиком, преподавал в ЛГУ, ЛПИ и

других институтах. Через четыре года он женился на Лидии Корнеевне Чуковской,

дочери писателя Корнея Ивановича Чуковского, работавшей редактором в

Ленинградском отделении Детиздата. В семье воспитывалась ее дочь от первого

брака Люша (Елена) — будущий литературовед. Приятным сюрпризом для Лидии

Корнеевны оказалась увлеченность мужа литературой, будь то поэзия или проза.

Поражала его феноменальная память — многие фрагменты из прочитанного он

без труда воспроизводил наизусть. Иностранные книги читал большей частью в

подлиннике, благо в совершенстве владел четырьмя европейскими и в меньшей

степени несколькими другими языками. Убедившись в обширных познаниях мужа,

Лидия Корнеевна шутя называла его «без пяти минут академиком». Высокого мнения

о зяте был и Корней Иванович. На него производили сильное впечатление редкая эрудированность Матвея Петровича, разносторонность познаний во многих областях

науки и культуры. Ему принадлежат слова: «Если б вся наша цивилизация погибла — Бронштейн один собственными силами мог бы восстановить энциклопедию от А до Я».

Попав после женитьбы в литературную среду, Бронштейн не потерялся в ней. Несмотря

на чрезвычайную занятость научными и лекторскими делами, он регулярно публиковал

научно-популярные статьи и очерки в природоведческих журналах. Самуил Яковлевич

Маршак, возглавлявший Ленинградское отделение Детиздата, задумал в те годы создать

серию научно-популярных книг для юношества. В лице Матвея Петровича он нашел

идеального автора для будущих произведений. Как раз тогда Бронштейн увлеченно

работал над книгой о гелии, впоследствии названной «Солнечное вещество». В ней занимательно рассказывалась история открытия гелия на Солнце и затем на Земле.

Маршак принял живое участие в подготовке ее к изданию. Книга вышла под его

редакцией и была горячо встречена любознательной молодежью. Академик Алферов вспоминал, что впервые прочел «Солнечное вещество», когда ему было десять лет,

и книга открыла для него новый мир. Другой академик Л. Ландау в предисловии к ее переизданию отметил: «Книга представляет собой незаурядное явление в мировой

популярной литературе. Она написана настолько просто и увлекательно, что чтение

ее, пожалуй, равно интересно любому читателю от школьника до

физика-профессионала».

Бронштейн успел написать еще две книги для молодежи: «Лучи икс» и «Изобретатель телеграфа». И это еще не все: дефицит времени не помешал ему заниматься также и редакторским делом. Под редакцией Матвея Петровича и с его предисловием вышли

переводы нескольких книг известных зарубежных физиков, в том числе классический

труд Поля Дирака «Основы квантовой механики». Однако свое главное призвание

Матвей Бронштейн нашел в физике. За короткий срок, отведенный ему судьбой, им

было выполнено более тридцати исследований, поражающих глубиной проникновения

автора в суть явлений. Среди них отметим работы по космологии, теории

полупроводников, физике атомного ядра, квантовой теории гравитации. Разработками

в области физической космологии Матвей Петрович занимался в 1936 году, но довести

их до конца он не успел — через год его арестовали. И только спустя 30 лет о них

вспомнил академик Я. Б. Зельдович. В книге «Релятивистская астрофизика» он

подробно рассказал о чрезвычайно интересных идеях Бронштейна, об их значимости

для исследований физических явлений в космосе. В ноябре 1935 года Матвей

Петрович защитил докторскую диссертацию на тему «Квантование гравитационных

волн». Известные физики И. Е. Тамм и Б. А. Фок отметили высокий уровень т

еоретических исследований этой сложной и важной физической проблемы. Бронштейн продолжил интенсивно развивать свою теорию квантования волн и после защиты,

но завершить исследования ему было не суждено.В конце июля 1937 года Бронштейн

уехал на лечение в Кисловодск. По дороге на Кавказ он заехал навестить родителей

в Киев. Вскоре после отъезда Матвея Петровича на его ленинградскую квартиру явились молодчики из НКВД. Не застав его дома, они взломали полы в поисках спрятанного

оружия. После их ухода жена Бронштейна, Лидия Корнеевна Чуковская, бросилась

искать верного человека, готового срочно отправиться в Киев, чтобы сообщить мужу

об угрозе ареста и уговорить его немедленно скрыться в надежном месте. На беду

время было летнее, и близкие друзья отдыхали неизвестно где. Поиски такого человека затянулись, время было упущено, и избежать трагических последствий было уже

невозможно. Бронштейна арестовали в ночь с 5 на 6 августа в доме родителей. Как и в Ленинграде, люди в форме НКВД перевернули квартиру вверх дном в поисках оружия

и взрывчатки. Прощаясь с родными, Матвей Петрович успел только сказать: «Не

беспокойтесь, я ненадолго». Верил ли он сам или просто утешал их? Больше его не

видели ни живым, ни мертвым. Лидия Корнеевна узнала страшную весть на второй

день после ареста мужа. Не теряя времени, она и Корней Иванович начали обращаться

в разные судебные инстанции с запросами о положении задержанного Бронштейна, но

всюду им отвечали одной и той же сухой фразой: «Сведений не имеем». Только

значительно позже стало известно, что Матвея Петровича в течение недели

допрашивали в киевских застенках, а затем как особо опасного преступника отправили

под усиленным конвоем в распоряжение Ленинградского УНКВД. Его ученица случайно оказалась на перроне ленинградского вокзала, когда прибыл киевский поезд и из вагона

вывели арестованного Бронштейна. Позднее она рассказала об этом Лидии Корнеевне:

«Он шел между двумя охранниками — по револьверу с обеих сторон. Третий позади —

в затылок. Матвей Петрович — обросший бородой, без шапки, руки назад, а на плечах болтается полотенце. Рубашка из-под пиджака грязная и драная. Прорехи от ворота чуть

не до живота. Публика глазела на это очкастое чучело».

В тюрьме Матвей Петрович пробыл чуть больше полугода — вплоть до трагической

развязки. В камере, рассчитанной на 16 человек, находилось примерно 150 заключенных.

Чудом выживший сокамерник рассказал, что ярче других ему запомнился Бронштейн,

который отличался «необыкновенной концентрацией интеллекта, культуры и

нравственных чувств». Иногда, когда обстановка в камере это позволяла, Матвей

Петрович по просьбе заключенных рассказывал об исторических личностях (Галилее, Эйнштейне и других), читал любимые стихи, прежде всего Пушкина и Блока. Сначала

его вызывали к следователям нечасто и ненадолго. Возвращался в камеру он со следами побоев на теле, но вел себя стойко, не жаловался, не терял надежду на помощь друзей

и знавших его известных физиков. Однако к концу следствия допросы стали более

частыми и отличались особой жестокостью. В последний раз он отсутствовал трое суток,

после чего его — истерзанного и полуживого — принесли на руках и бросили на топчан.

Придя в сознание, он, по свидетельству соседа, долго находился в состоянии сильного отчаяния, сокрушаясь, что не выдержал пыток и оговорил себя.Тем временем Чуковский, оставшись в полном неведении об участи своего зятя, по совету знакомого адвоката

обратился с письмом непосредственно к самому вождю. В письме он охарактеризовал

Матвея Петровича человеком, необъятно эрудированным, автором замечательных

научно-популярных книг для юношества, а также, ссылаясь на мнения академиков А.

Иоффе и В. Фока, ученым с большим будущим. В заключение Корней Иванович просил

Сталина лично ознакомиться с делом арестованного Бронштейна и, если он найдет

нужным, вмешаться в него. К письму были приложены научная характеристика М. П. Бронштейна, подписанная знаменитыми физиками Л. И. Мандельштамом, С. И.

Вавиловым, И. Е. Таммом, и их общее послание Сталину. Потеряв много времени

в ожидании ответа, Чуковский и Маршак предприняли шаги для встречи с

руководителями высших судебных органов — А. Я. Вышинским и В. В. Ульрихом.

Те любезно приняли писателей, каждый из них обещал ознакомиться с делом

Бронштейна. Через некоторое время они сообщили, что ничем помочь не могут:

Матвея Петровича уже нет в живых.

Сейчас, когда стали известны все обстоятельства тщетных попыток освободить

замечательного физика из когтей НКВД, можно только сожалеть, что была упущена

возможность обратиться за помощью к Нильсу Бору, человеку отзывчивому и хорошо

знавшему Матвея Петровича. Известно фото, на котором запечатлены Нильс Бор,

его сотрудник Леон Розенфельд, Лев Ландау и Матвей Бронштейн, обсуждавшие

сложную физическую проблему. Датский ученый пользовался огромным авторитетом

в Советском Союзе, и его веское слово в защиту сверходаренного физика могло посодействовать его освобождению.Суд над Бронштейном состоялся 18 февраля

1938 года. Его дело рассматривала выездная сессия Военной коллегии Верховного

суда. Заседание длилось всего двадцать минут. Он был обвинен в «активном участии

в контрреволюционной фашистской террористической организации» и приговорен к

высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией всего личного имущества.

Решение суда исполнили в тот же день, через пятнадцать минут после оглашения

приговора. , никакого судебного разбирательства не было. Даже при поверхностном

знакомстве с делом Бронштейна стала бы очевидной абсурдность приписанных ему

обвинений. Человек отнюдь не богатырского здоровья физически не мог заниматься

научным творчеством, писать и редактировать книги, преподавать в нескольких вузах

и одновременно заниматься террористическими акциями. Но кого это интересовало?

Это был не суд, а конвейер смерти, раздавивший, как никчемную букашку,

великолепного ученого, который «останься он жив, сделался бы одной из слав

нашего отечества… они застрелили человека могучих духовных сил, замечательного

ума и таланта» (Лидия Чуковская). И как здесь не вспомнить неоднократно цитируемые

слова из стихотворения Юнны Мориц: Кто это право дал кретину —

Совать звезду под гильотину?

Родители Матвея Бронштейна ненадолго пережили своего сына. Их судьба была не

менее трагична. В 1941 году, эвакуируясь из Киева, они и их второй сын Исидор

застряли на железнодорожной станции Мирск, где заразились сыпным тифом.

Санитары обнаружили их в бессознательном состоянии, но еще живых. Пожилых

родителей оставили умирать прямо на платформе, а молодого Исидора увезли в

тифозный барак, где ему удалось выжить. Ослабленный, еле живой, он пытался

разыскать родителей, но их следы затерялись в общем хаосе.Матвея Бронштейна реабилитировали 15 мая 1957 года. Лидии Корнеевне помог в этом Лев Ландау,

тогда уже академик и Герой Соцтруда. Он обратился в Главную военную прокуратуру

с просьбой восстановить честное имя Матвея Петровича Бронштейна. В частности,

Ландау писал: «В его лице советская физика потеряла одного из наиболее талантливых

своих представителей, а его научно-популярные книги принадлежат к лучшим

имеющимся в мировой литературе». Лидия Корнеевна, до конца своих дней верная

памяти мужа, долгое время вела поиски места его захоронения. Впоследствии ей

стало известно, что тела расстрелянных заключенных свозились на территорию

лагерей, скрытых под названием «Полигон для учебных стрельбищ», находившихся

под Ленинградом, неподалеку от станции Левашево. За год до ее смерти в этом городке установили скромный памятник Бронштейну.

В июле 1991 года в древнем сицилийском городе Эриче, в Научном центре им. Этторе Майорана, проходила очередная международная конференция по субъядерной физике.

В ней принимал участие российский академик Л. Б. Окунь. Демонстрируемая им работа

была проведена по методологии, которая базировалась на уникальном и оригинальном

о своей простоте физическом принципе. В своем докладе он упомянул, что идея этого

принципа была предложена в 30-е годы Матвеем Петровичем Бронштейном. Простой

и глубокий подход очень понравился присутствующим, и они заинтересовались

неизвестным им физиком. По их просьбе Лев Борисович подробно поведал им

историю о замечательном физике и его страшной судьбе. Рассказ произвел такое

сильное впечатление, что организаторы конференции решили учредить стипендию

имени М. П. Бронштейна. Лишь еще один российский ученый был удостоен такой

чести — академик А. Д. Сахаров. Матвей Петрович Бронштейн — исключительное

явление в истории физики. Свои ценнейшие исследования он выполнил всего за

одиннадцать (!) лет активного творчества, одновременно успев проявить себя как

прекрасный педагог и успешный писатель. Известный историк науки, автор нескольких

книг о знаменитых физиках Г. Е. Горелик с особым почитанием относился к памяти

Бронштейна. Восхищенный необычайной личностью безвременно погибшего молодого

ученого, он писал: «Это сейчас, зная о нем, быть может, больше, чем о своих

родственниках, я понимаю, что Матвей Петрович был украшением рода человеческого». Впереди его еще ожидали многие дела. Он ушел тридцатилетним

из жизни, далеко не исчерпав своих творческих сил, замыслов, безграничных

возможностей щедрого дарования.

 

20 сентября, 2020

Почему академик Гельфанд никогда не был студентом

 



Почему академик Гельфанд никогда не был студентом


01.03.2020


Источник


Израиль Гельфанд (1913-2009) — один из величайших математиков XX века, автор множества теоретических работ и прикладных исследований с применением математического метода в области физики, сейсмологии, биологии, нейрофизиологии, медицины. Родился в украинской деревне Окны. Окончив всего девять классов школы, не получив высшее образование, поступил в аспирантуру механико-математического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова и уже в двадцать семь лет стал доктором наук, а в сорок — членом-корреспондентом Академии наук СССР. Гельфанд — лауреат многочисленных отечественных и международных премий; почетный доктор семи иностранных университетов, включая Гарвард и Оксфорд; почетный иностранный член Американской академии искусств и наук.


Когда Израиль Гельфанд окончил девятый класс школы в небольшом местечке под Одессой, учитель математики сказал ему: «Изя, дорогой, я больше ничему тебя не смогу научить. Езжай в Москву, найди там МГУ, а в МГУ — мехмат. Учись дальше, и ты станешь великим математиком!»


На механико-математическом факультете МГУ девятиклассник дошел только до секретаря деканата.


— Молодой человек, где ваш диплом об окончании средней школы? — возмутился секретарь. — Ах, у вас его еще нет! Тогда езжайте к себе назад на Украину и приходите через год, с дипломом!


Но вернуться домой Гельфанд уже не мог — так запали в душу слова учителя о великом будущем. Он решил остаться в Москве, и чтобы заработать на жизнь, устроился гардеробщиком в Ленинскую библиотеку — все как-то ближе к книгам.


Однажды его заметил там за чтением монографии по высшей математике молодой, но уже знаменитый математик Андрей Николаевич Колмогоров.

 

Андрей Колмогоров (1903-1987) — советский математик, академик, почетный член нескольких западных академий наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова, один из создателей современной теории вероятностей. Написал ряд важных работ по истории и философии математики. Был научным руководителем Израиля Гельфанда и не раз говорил про своего ученика: «Общаясь с Гельфандом, я ощущал присутствие высшего разума».


— Мальчик! Зачем ты держишь в руках эту книгу? — спросил ученый. — Ведь ты не понимаешь в ней ни строчки.

— Я извиняюсь, товарищ профессор, но вы не правы! — парировал Израиль.

— Не прав? Тогда вот тебе три задачки — попробуй решить хотя бы одну до моего возвращения. У тебя есть два часа!


Колмогоров пробыл в библиотеке дольше, чем рассчитывал, и, вернувшись за пальто, отдал номерок другому гардеробщику, совершенно забыв о поручении юному Гельфанду. Уже на выходе из вестибюля он услышал позади робкий оклик:


— Товарищ профессор! Я их решил…


Андрей Николаевич вернулся, взял у Гельфанда исписанные торопливым почерком листки, выдранные из школьной тетради, и с изумлением обнаружил, что все задачи решены, причем последняя, самая трудная — необычайно изящным и неизвестным ему способом.


— Тебе кто-то помог? — не мог поверить профессор.

— Я извиняюсь, но я решил все сам!

— Ты сделал это сам?!! Тогда вот тебе еще три задачки. Если решишь две из них, возьму на мехмат к себе в аспирантуру. У тебя на все про все четыре дня.


На пятые сутки Колмогоров появился в гардеробе Ленинки и направился прямиком к тому сектору, который обслуживал Израиль Гельфанд.


— Ну как дела? — полюбопытствовал профессор.

— Мне кажется, я их решил… — мальчик протянул математику листы с задачами.


Колмогоров погрузился в чтение. Изучив листки, ученый поднял голову, внимательно посмотрел Изе в глаза и сказал:


— Извините меня, пожалуйста, за сомнения в авторстве решений тех первых задач. Теперь я вижу, что вам никто не помогал. Дело в том, что ни в этой библиотеке, ни за ее пределами вам никто не мог подсказать решение нынешней третьей задачи: до сегодняшнего дня математики считали ее неразрешимой! Одевайтесь, я познакомлю вас с ректором МГУ.


Они застали ректора в его кабинете на Моховой. Тот сидел за столом, заваленным бумагами, и что-то напряженно писал. Ректор лишь мельком взглянул на вошедших:


— Андрей Николаевич! Мне надо срочно дописать документ, а вы врываетесь ко мне с каким-то мальчишкой!

— Простите великодушно, но это не мальчишка, а Израиль Моисеевич Гельфанд, гениальный математик, — уверенно представил Изю ректору первого университета страны Колмогоров. — Он любезно согласился пойти ко мне в аспирантуру. Прошу вас распорядиться.


Вот почему так случилось, что академик Гельфанд никогда не учился в 10-м классе и никогда не был студентом.